На ее вопрос: «Кого лепить будем?» — Лученко объяснила: она должна стать совершенно иной.
— Меня теперь зовут Полина Кутузова. Требуются другие волосы, глаза, руки, губы. Даже голос… Превратите меня в классическую блондинку со страниц глянцевого журнала. И даже сделайте похожей на какую-нибудь голливудскую диву, если это возможно в принципе.
— Ничего невозможного «в принципе» нет. Только вот в кого?.. — Раиса Сергеевна рассматривала лицо и фигуру Веры в зеркале, прикидывая. — Дженнифер Энистон — лицо грубовато, фигура обычная. Этакое дитя улицы… Не годится. Опра — африканский тип, вообще не туда… Шарон Стоун — старовата. Курникова — слишком молода и подчеркнуто спортивна… Верочка! А давайте сделаем из вас Дженнифер Лопес, только блондинку.
В устах пожилой дамы подобные рассуждения звучали довольно забавно.
— Эту секс-бомбу? — от изумления клиентка гримерши закашлялась.
— А чему вы удивляетесь? — Губы Раисы Сергеевны сложились в лукавую улыбку, а в глазах заплясали хитрые чертики. — Боитесь, что у меня не получится?
— Что вы! — Вера даже руками замахала в знак протеста. У великого мастера, когда-то работавшего с самим Олегом Борисовым и Анной Николаевой, не может что-то не получиться. — Способна ли я соответствовать гриму, вот в чем дело…
— Вы-то? Еще как. Решено. Делаем из вас белокурую Джей Ло. Как кстати вы загорели, это сыграет нам на руку…
Раиса Сергеевна принялась смешивать что-то в фарфоровой ванночке.
— Только я вас попрошу, чтобы это осталось между нами.
— Что ж, значит, помощников звать не будем.
Гримерша сама сделала маникюр с накладными ногтями, тип «пико-стилет», ярко-розовый. Сама подобрала алый корсет и несколько летних костюмов из натурального шелка и шифона. Затем украшения: крупные длинные серьги со стразами. Оставалось найти хороший парик. Сошлись на светло-жемчужном. Загорелое в Андорре лицо приобрело оттенок майского меда. Контактные линзы превратили сине-серые Верины глаза в виноградно-карие.
Лученко смотрела на себя в зеркало, привыкая к новому облику.
— Это невероятно! Вы — просто гений перевоплощения! Не нужна никакая пластическая хирургия…
Затем пополнили гардероб новыми вещами в стиле Кутузовой. Подошли разноцветные босоножки и сандалии, сарафаны в стиле «манго», несколько сумок и солнцезащитные очки в дорогой модной оправе.
Труднее обстояло с голосом. Вера пробовала говорить в разной манере, получалось неестественно. Все усилия Раисы Сергеевны могли пойти насмарку, если не удастся изменить запоминающийся голос психотерапевта. И тут Веру осенило.
— Как вы думаете, Раиса Сергеевна, если я жена эстонского олигарха, можно ли за акцентом спрятать мой натуральный голос?
— Давайте попробуем… Мы ведь ничем не рискуем? Аффектируйте букву «т», а «е» замените на «э». Ну-ка исполните что-нибудь с прибалтийским акцентом.
— Здравствуйттэ-э-э! Меня зовут Полина Куттусофа!
— Прекрасно! — захлопала в ладоши великая гримерша. — Порепетируйте дома, перед зеркалом. У вас все получится!
Домом теперь у Веры, то есть Полины, была чужая квартира. И она не узнавала себя в зеркале. Но собственные ощущения субъективны, а она теперь имела дело с серьезными людьми. Следовало проверить грим в деле. Вера не поленилась съездить на работу, прошлась по клинике. Она узнавала всех, а ее — никто. Очень странное ощущение, потустороннее. Будто тебя нет… Или о тебе забыли. Кем становится тот, кого вычеркнули из памяти? Дуновением ветра в пейзаже, облаком? Вообще никем?..
Впрочем, надо отрешиться от свойственных Лученко философских размышлений и становиться типичной блондинкой Полиной Кутузовой. Глуповатой, но восхитительно раскованной, без малейших комплексов. Она может, в отличие от нее, Веры Лученко, войти без стука и без приглашения. Выйти оттуда, где надпись «Вход», а войти туда, где «Выхода нет». В анкете в графе «дата» написать вес. Вместо суммы указать рост. Не предъявлять в развернутом виде. Не сохранять до конца поездки. Стоять под грузом и стрелой, заходить за ограждения, заплывать за буек.
… Вера вернулась от воспоминаний сюда, в дом на острове.
— Дальше вы все знаете, — сказал директор.
Вера не знала, удалось ли ей восстановиться. Не знала, как будет действовать. Но время истекло. Оно кончилось.
— Вы остаетесь, будьте как дома, — поднялся Хромченко. — А я и мои ребята — мы уходим. Дверь тщательно запрем, вы уж не обессудьте. На окнах решетки, так что вам не выбраться отсюда.
— Зачем вам умножать свои преступления? — Вера решила сделать последнюю попытку. — Отпустите всех, кроме меня…
— Нет. Как только мы отплывем от пристани, дом будет взорван. Хотите знать почему? — Хромченко и напоследок был верен своему стремлению от всего получать удовольствие: видимо, объяснять жертвам, как именно они умрут, ему было приятно. — Ведь вас всех можно было бы и перестрелять в минуту. Но нужно, чтобы было похоже на несчастный случай. Так спокойнее. В газетах напишут «утечка газа». Я даже жалобу подам на газовщиков, все-таки остров — моя собственность. Всем, кому надо, уже проплачено. Чтоб не расследовали особенно, не копали. На набережной и на острове у пристани дежурят мои люди, они никого сюда не пропустят, а любопытным расскажут байку про утечку газа… Прощайте.
— Вы думаете, игра окончена, — сказала Лученко. Хромченко едва заметно вздрогнул. — Может, вы правы… А может быть, нет. Напоследок хочу сказать: вы поступили глупо. И старались напрасно… Даже если бы я вас разоблачила… Привлекла к вам внимание… И что? Послушать вас, так везде в структурах власти у всесильного господина Хромченко свои люди. Зачем же вам опасаться рядового доктора? Мне бы никто не поверил.