Может быть, Лиза Романова и не станет считать меня предательницей. Может, простит…
А что же еще? Как? Обратиться не к кому. Уж если даже Сердюк…
Одна ты, Вера Лученко. Одна как перст среди этих черных теней в темной комнате. И никто тебе не поможет.
Одиночество примерещилось ей в виде холодных каменных глыб. Они давили, перекрывали видимость, мешали дышать — скорее отодвинуться, убежать! — нельзя, ноги не двигаются…
Громом в тишине ударил телефонный звонок. Оказывается, она все-таки заснула, свернувшись клубочком на диване, а ноги тяжелой теплой тушкой придавил Пай. Она, сонная, даже «алло» сказать не успела, как в трубке закричали:
— Верочка! Верочка!.. Заклинаю тебя! Верочка, сейчас же перестань заниматься отравлением Бегуна!
Лизка?!
— Что такое? Ты…
— Верочка, милая, я тебя умоляю! — Елизавета Романова судорожно всхлипывала. — Прости, что я тебя втянула! Пожалуйста, прости!
— Тебе звонили… — догадалась Лученко. Она окончательно проснулась, и сердце колотилось, стучало в горле.
— Да! Мне звонили! Звонили и сказали, чтобы мы с тобой забыли про Бегуна и его слова. Иначе с Алешей что-то может случиться!..
— Успокойся, Лизавета. Конечно, мы забудем, да уже ничего не помним. Голос у него какой был? Компьютерный?
— Господи, у кого?
— У того, кто тебе звонил.
— Да нет, обычный человеческий голос… Верочка, прости меня! Мне сказали, если стану себя хорошо вести и вычеркну из памяти этот случай, то скоро меня назначат главврачом, как я и хотела. Но я так испугалась за сына, что мне уже ничего не хочется. Пусть увольняют, пусть судят, если есть за что. Мне все равно…
— Не переживай. Я вообще в отпуск улетаю и никого больше искать не собираюсь. Все с тобой будет в порядке.
— Фух, отлегло… Ну, тогда удачи тебе, Веруня… Не сердись на меня…
— Глупая ты, за что же сердиться? Пока, дружочек мой. Будь здорова.
Ну вот, подумала Вера. Доигралась в расследования. В восстановление справедливости. Кому оно нужно такой ценой? Хватит, действительно. Пусть Лизка станет главврачом и живет спокойно. Я, наконец, побуду с Андреем, подышу с ним одним воздухом. Оля, может, вернется в свое агентство и станет арт-директором. И Кирилл сможет спокойно кататься на своем велосипеде… Когда выздоровеет, конечно. Только вот Яремчук, верный пес Бегуна, за хозяина уже не отомстит. Так и будет мучиться в своей тесной квартире с равнодушной дочерью, сварливой женой и больной тещей. Но это его жизнь и его проблемы.
Вера смутно помнила, что долго еще сидела, перебирая эти мысли, как четки. Потом посмотрела на часы и спохватилась, что давно пора Пая выводить. Вывела, накормила его и себя. Собирала вещи в дорожную сумку… Долго заказывала по телефону билет на самолет… Звонила по плану: Лапиной, Бегунше, администратору женского клуба… Что-то еще делала… И сквозь любые хлопоты рефреном пульсировало: все. Больше никогда. Пусть расследованиями занимаются другие.
И за секунду до Олиного звонка сердце заныло — это она тоже помнила… Помнила, что посмотрела на часы, прежде чем ответить на звонок. И четко зафиксировала: шестнадцать двадцать пять. Зачем? Сама не поняла…
Оля тихо так сказала в трубку: «Мама. Пропал Кирилл». Что значит — пропал? А так. Она полдня провела в офисе, ведь надо отрабатывать положенные две недели. И переговаривалась с ним по мобильному. Все было хорошо, он жаловался на боль в плече и ныл, но как-то весело. Жизнерадостно ныл. Дескать, скоро домой сбегу, магнитную… эту самую, томографию, что ли, уже сделали. Голова цела, крепкой оказалась, и делать здесь в больнице совершенно нечего, а дома зато ты меня жалеть будешь… Но час назад его телефон замолчал. В больницу звонила-звонила, еле пробилась, говорят — выписался и ушел.
Тогда Оля набрала домашний номер. Но и там его не оказалось!
— Откуда ты знаешь?
— Баба Зина сказала, — тусклым голосом ответила Оля.
— Это еще не факт…
— Да зачем ей врать?.. — Она помолчала. — Ма, его похитили, да? — спросила Оля почти спокойно.
Это спокойствие больше всего Веру испугало: девочка на грани стресса.
— Ну-ка! Спокойно. Кому надо похищать такого длинного оболтуса? Где его спрячешь? — Она пыталась шутить, но выходило не смешно. А если действительно похитили?! Угрожали ведь… Но она же всем позвонила! Не может быть, не может… Я ж тогда вас под землей достану, мерзавцы!.. — Олененок, быстро ноги в руки и дуй домой. Я тоже немедленно приеду. Может, Кирюша был и ушел, а Зинаида просто не заметила. Сама знаешь, они с твоим отцом вечно заняты только собой.
Вера минут десять суетилась на перекрестке возле Контрактовой площади, ловила такси. Никто не останавливался, она уже начала отчаиваться… И все думала, думала до боли в сжатых зубах, что делать, как быть. Никуда обращаться нельзя, если похитили. Но она ведь и сама может его найти. Если напрячь все способности, войти в то самое состояние — есть шанс отыскать, пройти по следу… Но что дальше?..
Наконец повезло: подобрал какой-то частник. Оля прибыла раньше. Когда Вера вошла в их комнату, дочь сидела на стуле и смотрела прямо перед собой вот этим пустым взглядом со сведенными внутрь глазами. А на письменном столе рядом с ней лежал конверт, фотографии, какие-то бумаги.
Подошла, посмотрела. На снимках Оля. С незнакомым парнем. Они обнимаются… целуются… На двух других фото — лежат в постели. Очень недвусмысленно лежат, и Олино лицо хорошо видно… О Боже!
Вера обняла ее голову, прижала к груди, погладила. А сама в это время быстро пробежала глазами неровные строчки на конверте: «Вот, значит, чем ты занималась, пока я на велосипеде катался. Прощай. И не звони! И в Питер ко мне не приезжай — на порог не пущу!!! К.»